Дейзи Джонс и художники по костюмам The Six, Джордж и Тэмми в образах для шоу

Прайм Видео

В центре внимания стадиона может быть бурная химия между солистками Дейзи Джонс (Райли Кио) и основателем группы The Six Билли Данном (Сэм Клафлин). Но сразу за ними Уоррен Рохас (Себастьян Чакон) затмевает всех своей ловкой акробатикой на барабанах, позитивной энергией и непринужденным, но зажигательным стилем рок-н-ролла.

«Он был павлином», — говорит художник по костюмам Дениз Вингейт. Собираясь в 1977 году начать первый (и последний) тур по стране в поддержку своего дебютного альбома Aurora, занявшего первое место в чартах, Уоррен, по-видимому, потратил все остатки на свой сценический гардероб. Его череда кожаных жилетов с меховой отделкой и лоскутных жилетов, которые он носит беззаботно, без рубашки, отражает его спокойный характер и оптимистичную благодарность за успех. «Уоррен просто хочет хорошо провести время», — говорит Вингейт. «Он хочет потусоваться с друзьями, напиться и все. Он не хочет участвовать в драме. Он важная личность для группы».

Но жилеты также говорят о физической силе, необходимой для поддержания кинетического ритма. Доски вдохновения Вингейта состояли из легендарных рокеров, отказавшихся от рубашек, таких как гитарист Карлос Сантана, трясущий маракасы в Вудстоке в 1969 году, и Мик Флитвуд примерно в 1977 году. «Многие барабанщики носили жилеты, потому что им легче играть», — говорит Вингейт, который также стилизовал The Bangles во время турне 80-х.

Во время длившейся пандемии подготовки и репетиций Чакон оттачивал свои навыки игры на барабанах профессионального уровня, одновременно развивая неутомимый стиль исполнения Уоррена. В то же время Вингейт развил свою эстетику рок-бога, гарантируя, что его винтажные облегающие штаны, но не эпохи спандекса, обеспечивали достаточную гибкость, чтобы крутить педали бас-барабана и хай-хэта. «Он говорил: «Рубашка слишком тесная, и я не могу пошевелиться», — говорит Вингейт. «Поэтому мы действительно работали над идеей жилета для него ранее».

Ближе к завершению тура Уоррен остается жизнерадостным и намеренно не обращает внимания на углубляющиеся разногласия внутри группы. Толпа сходит с ума, когда он барабанит в барабаны в красных бархатных джинсах и эффектном жилете с золотой нитью. «Я нашел его в магазине в Новом Орлеане. Мне просто понравились зеркальные детали и вышивка», — говорит Вингейт, который никогда не повторял образы Уоррена. «Он также был фанатом аксессуаров», — добавляет она, указывая на многослойные разноцветные ожерелья из бисера и кожаные манжеты. «Мы думали, что он был парнем, который собирал кусочки по дороге, когда был в туре. Маленькие талисманы.

Хулу

Открытие нью-йоркского ресторана Chippendales с позолоченным декором начала 80-х, роскошной VIP-зоной и очередью ожидания глубиной почти 400 человек начинается с треском. Когда гремит гром, ведущий «Dr. Ханкенштейн», одетый в серебряный кожаный фартук, соблазняет нетерпеливую публику. «В таинственном замке, где-то в самой глубокой и темной Мансильвании», — нараспев произносит он, одновременно предвещая предстоящую феерию многообещающим мужским поведением.

«Мне хотелось, чтобы оно было очень золотым, блестящим, и вам действительно хотелось бы на него посмотреть», — говорит художник по костюмам Пегги Шнитцер. По всей стране, вдали от пристального внимания основателя клуба Стива Банерджи (Кумэйл Нанджиани), хореограф Ник Де Нойа (Мюррей Бартлетт) оркеструет свою музыкальную феерию, вдохновленную «Рокки Хоррором», а также создает почву для опасного развития ревности и обид. «В танцевальных композициях в Лос-Анджелесе было много темных цветов, и мы хотели держаться подальше от классических черно-белых рисунков Чиппендейлов», — говорит Шнитцер. «Это было зрелищное шоу. По сути, это въезд Ника в Нью-Йорк».

Вернувшись в Нью-Йорк, доктор Ханкенштейн присоединяется к двум охранникам на сцене в мерцающих серебристых версиях средневековых рыцарских кольчужных капюшонов и атласных коротких шортах. Затем трио представляет лабораторию сумасшедшего ученого, в то время как танцоры в укороченных топах из белой сетки и шортах с энтузиазмом вращают ее, толкают и копытами.

Доктор Ханкенштейн ликующе поет: «Благодаря коренастым, жевательным частям тела я построил идеальную десятку!» как танцоры энергично срывают свои шорты - одним балетно ловким махом - обнажая зеркально-металлические стринги в тот момент, когда он показывает своего Франкенштейна, или «Манчестера», центрального красавчика в сверкающих золотых стрингах. Толпа сходит с ума. «Это был портрет [Манчестера], этого творения», — говорит Шнитцер.